Мама на даче

[bga68]

Мама на даче, ключ на столе,
завтрак можно не делать.
Скоро каникулы, восемь лет,
в августе будет девять.

В августе девять, семь на часах,
небо легко и плоско,
солнце оставило в волосах
выцветшие полоски.

Сонный обрывок в ладонь зажать,
и упустить сквозь пальцы.
Витька с десятого этажа
снова зовет купаться.

Надо спешить со всех ног и глаз —
вдруг убегут, оставят.
Витька закончил четвертый класс —
то есть почти что старый.

Шорты с футболкой — простой наряд,
яблоко взять на полдник.
Витька научит меня нырять,
он обещал, я помню.

К речке дорога исхожена,
выжжена и привычна.
Пыльные ноги похожи
на мамины рукавички.

Нынче такая у нас жара —
листья совсем как тряпки.
Может быть, будем потом играть,
я попрошу, чтоб в прятки.

Витька — он добрый, один в один
мальчик из Жюля Верна.
Я попрошу, чтобы мне водить,
мне разрешат, наверно.

Вечер начнется, должно стемнеть.
День до конца недели.
Я поворачиваюсь к стене.
Сто, девяносто девять.

Мама на даче. Велосипед.
Завтра сдавать экзамен.
Солнце облизывает конспект
ласковыми глазами.

Утро встречать и всю ночь сидеть,
ждать наступленья лета.
В августе буду уже студент,
нынче — ни то, ни это.

Хлеб получерствый и сыр с ножа,
завтрак со сна невкусен.
Витька с десятого этажа
нынче на третьем курсе.

Знает всех умных профессоров,
пишет программы в фирме.
Худ, ироничен и чернобров,
прямо герой из фильма.

Пишет записки моей сестре,
дарит цветы с получки,
только вот плаваю я быстрей
и сочиняю лучше.

Просто сестренка светла лицом,
я тяжелей и злее,
мы забираемся на крыльцо
и запускаем змея.

Вроде они уезжают в ночь,
я провожу на поезд.
Речка шуршит, шелестит у ног,
нынче она по пояс.

Семьдесят восемь, семьдесят семь,
плачу спиной к составу.
Пусть они прячутся, ну их всех,
я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит.
Сонное недеянье.
Кошка устроилась на груди,
солнце на одеяле.

Чашки, ладошки и свитера,
кофе, молю, сварите.
Кто-нибудь видел меня вчера?
Лучше не говорите.

Пусть это будет большой секрет
маленького разврата,
каждый был пьян, невесом, согрет,
теплым дыханьем брата,
горло охрипло от болтовни,
пепел летел с балкона,
все друг при друге — и все одни,
живы и непокорны.

Если мы скинемся по рублю,
завтрак придет в наш домик,
Господи, как я вас всех люблю,
радуга на ладонях.

Улица в солнечных кружевах,
Витька, помой тарелки.
Можно валяться и оживать.
Можно пойти на реку.

Я вас поймаю и покорю,
стричься заставлю, бриться.
Носом в изломанную кору.
Тридцать четыре, тридцать...

Мама на фотке. Ключи в замке.
Восемь часов до лета.
Солнце на стенах, на рюкзаке,
в стареньких сандалетах.

Сонными лапами через сквер,
и никуда не деться.
Витька в Америке. Я в Москве.
Речка в далеком детстве.

Яблоко съелось, ушел состав,
где-нибудь едет в Ниццу,
я начинаю считать со ста,
жизнь моя — с единицы.

Боремся, плачем с ней в унисон,
клоуны на арене.
«Двадцать один», — бормочу сквозь сон.
«Сорок», — смеется время.

Сорок — и первая седина,
сорок один — в больницу.
Двадцать один — я живу одна,
двадцать: глаза-бойницы,
ноги в царапинах, бес в ребре,
мысли бегут вприсядку,
кто-нибудь ждет меня во дворе,
кто-нибудь — на десятом.

Десять — кончаю четвертый класс,
завтрак можно не делать.
Надо спешить со всех ног и глаз.
В августе будет девять.

Восемь — на шее ключи таскать,
в солнечном таять гимне...
Три. Два. Один. Я иду искать.
Господи, помоги мне.

Аля Кудряшева

🐞 На стартову сторінку